Я забилась в дальний угол маршрутки и рыдала от горечи. Ехала долго и всё равно куда. Когда надоело себя жалеть, решила выбираться. На остановке, где сходило много народа, вышла, не заплатив. Даже не пришло в голову достать кошелёк. Вслед неслись ругательства водителя, но меня и это не волновало. Пошла наобум и пришла на другую остановку. Стемнело и похолодало. Я достала из сумки булочку и поела. Потом вытащила фотоплёнки с горного похода и стала их рассматривать.

Вдруг почудился искрящийся звук. С неба падали звёзды. Они кружились и, завёртываясь ухали вниз, за чёрный горизонт крыш пятиэтажек. Плёнки в моих руках засветились, я подняла их и увидела не просто негативы, а как будто кино. Плёнки стали живыми. Вертела их так и сяк, и не могла надивиться.

Послышался шорох шагов. Подошёл мужчина. Плёнки вмиг потускнели и стали обычными. Через пять минут мужчина уехал на такси, и я снова осталась одна. Но недолго.

На этот раз ко мне шёл большой бурый медведь. Я ему не удивилась и не испугалась. Была ли это галлюцинация или моё воображение, или может мне тогда это всё приснилось от душевной и физической усталости, когда я задремала на остановке, сейчас уже на понять. Однако тогда я чувствовала себя очень счастливой, наблюдая за медведем. Он шёл на задних лапах, а в передних нёс мячик. Подойдя, бросил его мне. Я поймала. Это был обычный красный мяч, но почему-то лохматый. Пока я его рассматривала, медведь исчез.

Поняла, что и мне тут делать нечего. Пошла куда глаза глядят и обнаружила, что район знаком. Была тут недавно вместе со стажёрами норбековских курсов в гостях у Саши Яковлева. «Это судьба», подумала я, и пошла к нему в гости.

По дороге взбрело в голову, что раз теперь у меня будет новая жизнь, то надо срочно избавляться от старого. Я вытащила из сумки записную книжку и бросила её вверх. Книжка не вернулась. Ради эксперимента бросила ещё что-то из сумки и оно попало в прохожих. Те засмеялись и я, почувствовав воодушевление, стала вытаскивать разности из сумки и подкидывать их вверх. Полагала, что запускаю их в бесконечность, но все они падали невдалеке.

Повторился звездопад. Только теперь звёзды падали прямо на меня из чистого ночного неба. Они были похожи на светящихся снежинок, которые окутывали меня своим сиянием. Я впервые видела подобное волшебство и пришла от него в телячий восторг.

- Ура! – кричала я.

Прохожие шарахались и спешили по своим делам. Никому не было дело ни до меня, ни до звездопада. Скорее всего они его не видели. Всё бы хорошо, но только в некий миг я почувствовала конец волшебства, как будто кончилось действие алкоголя, и я протрезвела. Я изначально была трезвой, а в тот миг ушло моё опьянение счастьем. Звёздное сияние погасло, и я поняла, что пора.

Квартиру Саши нашла быстро, но он всё ещё был на курсах. Дома была только его беременная жена Галя и трое их ребятишек.

- Ух ты! Какими судьбами у нас?

- Мимо ехала, решила заглянуть.

- Ну, проходи.

На кухне, я вспомнив встречу с медведем и звёзды с неба, вообразила, что научилась волшебству и решила его продемонстрировать.

- Хотите, я покажу фокус? – предложила я.

- Давай, - согласилась Галя, а у ребятишек загорелись глаза.

Я достала носовой платок и стала его сворачивать. Завернула один уголок, второй, третий, четвёртый. Потом ещё раз и ещё. Потом развернула. Но платок как был пустым, так им и остался.

- Может тебе пора домой? – намекнула Галя.

- Да, - стушевалась я, не понимая, куда исчезло волшебство, - Пожалуй, пойду.

Но мне не хотелось признавать поражения. Я решила показать, что не неудачница, а чего-то стою. Поэтому сказала мысль, только что пришедшую в голову:

- Я буду писать детские сказки.

- Дело хорошее, - кивнула мне Галя, - Пусть у тебя оно получится.

На этом мы попрощались, и я ушла. Я поехала к Оле Тарнавской. Той дома не оказалось, а с Ксюшей говорить не хотелось. Позвонила домой. Мама сказала, что если я приеду сейчас же, она оплатит мне такси. Так я и поступила. Дома не было скандала, только мамино молчание, которое угнетало.

Всё, что со мной происходило радовало и одновременно ставило в тупик. Я призналась себе, что перестала понимать происходящее. Ни Лена ни Лёва тоже не смогли мне на следующий день ничего объяснить. Некогда им было, нужно вести курс. А на меня тем временем обрушивалась лавина мыслепотока, который я пробовала обуздывать автоматическим письмом.

Тетрадка и ручка. Пока на курсах медитация, я пишу. Ложатся на бумагу слова без начала и конца, и без смысла. Как они ко мне приходят, так их и записываю. Пишу, чтобы найти в них крючок, за который можно зацепиться и размотать весь клубок знаний, роящийся во мне. Из меня рвётся наружу нечто, что я не могу сдерживать. Оно душит изнутри и распирает всё моё естество. Выплёскиваясь на бумагу, нечто порождает страх того, что всё изменяется, а я не знаю и не понимаю в какую сторону. Страх, что я не знаю, что мне при этом делать, куда и к кому бежать.

На курсах я показала бумагу со стихами одному человеку, который, как казалось, мог меня понять. Это был мужчина лет сорока – Вася. Он работал у мамы в гостинице и был для всей её бухгалтерии слегка странноватым. Потому что занимался йогой, не ел мяса, не пил алкоголь и ни с кем не ссорился. Вася всегда улыбался, но его на маминой работе считали за дурачка. Когда мама узнала, что он тоже занимается на норбековских курсах, покрутила пальцем у виска:

- Это курсы для дураков. Нормальный человек туда не пойдёт.

- Разве тебе самой не хочется исправить зрение?

- Нет, меня всё устраивает.

Я этого не понимала, видя что она без своих очков буквально слепая. А её не устраивало то, что я что-то делаю по-своему вопреки её наставлениям.

Вася просмотрел мои каракули и вынес вердикт:

- Это бред.

Обидно такое слышать. Я тоже ничего в написанном не понимала, но надеялась на некий тайный смысл. Когда повернулась, чтобы уйти, Вася остановил:

- Погоди. У тебя сейчас особое состояние. Будь осторожна.

- И что же делать?

- Ищи защитника.

Переспросить что это значит я не успела, потому что в это время появилась моя мама вместе с братом. Они стали уговаривать меня идти домой. Я отказалась. Тогда они поволокли меня силой. Никто за меня не вступился, ведь это были мои родные и они типа знали, что делали. Для меня в маме и брате проснулись монстры.

На свежем воздухе я вырвалась и бросилась бежать вниз по улице. Гололёд и снег не помеха, главное успеть. Впрочем по большому счёту бежать мне некуда. Вова нагнал быстро. Повалил в снег. Мама замахала рукой, ловя такси. Брат грубо поволок моё тело в машину. Я упиралась, била его кулаками, рычала и кричала. Умоляла оставить меня, но нет. Прохожие даже не остановились. Около машины я делала отчаянные попытки остаться снаружи. Сопротивлялась руками и ногами, когда брат меня заталкивал внутрь. Я настолько рьяно пихалась, что оставила на машине вмятины от кулаков. Во мне проснулись небывалые силы, и я им радовалась, подразумевая под этим норбековскую октаву, которую можно повышать безконечно. У мамы с братом не было моих октавьих сил, но они победили. Меня повезли домой.

У дома я не захотела выходить из машины. Меня уговаривали. Таксист просил оставить его машину. Я просила его помочь. Всё это продолжалось очень долго. Потом меня оставили одну в машине. Мама стала объяснять таксисту, что на самом деле её дочь попала в секту, чтобы он меня не слушал, а выволакивал. Таксист ей не верил. Пока они говорили, у меня была мысль угнать машину. Ах, если бы я умела водить! Я не раз мысленно порывалась пересесть за водительское место, но разум всё-таки возобладал.

- Ты наркоманка? – спросил таксист, заглянув внутрь салона.

- Нет.

- Пила?

- Нет.

- Значит твоя мама права, потому что ты ведёшь себя неадекватно. Выйди пожалуйста, я не буду причинять тебе вреда. Мне надо ехать.

Я послушалась, ведь он ни в чём не виноват.

Дома начался домашний арест. Меня заперли в бабушкиной комнате. Приносили туда еду. В туалет и в душ я просилась. К телефону не подпускали. О том, чтобы выйти на улицу, не было и речи.

Следующим утром мама вызвала участкового врача, а я притворилась гриппозной больной. Нам получилось обмануть врача и несколько дней по закону можно было не ходить на работу. Мама надеялась, что после отсрочки я образумлюсь и пойду работать как и раньше. Я же думала только об увольнении.

В эти дни у нас было много разговоров с мамой. Каждый настаивал на своём, не слыша другого, потому это были скорее яростные непримиримые споры. Мама говорила, что я должна себя вести по-прежнему, ходить на работу и не рыпаться. Я говорила, что уволюсь и буду работать теперь на себя.

- Торговать всякой гадостью? – возмущалась мама, - Я спрашивала людей про эти твои препараты. Это обычный кальций. Никто у тебя его покупать не будет.

- Будут.

- Кто?

- Дай мне телефон, я позвоню и приглашу первого покупателя прямо сюда. И продам ей вот это.

Я показывала на небольшую коробочку, которую думала продать знакомой из турклуба. Та беременна, а этот кальций был для женщин в положении. Я была твёрдо уверена, что она его купит. Наконец, мама дала мне телефон.

Оксана приехала на следующий день. Мы поговорили о том о сём. Она попила у нас чай с вареньем, но покупать препарат отказалась наотрез. При этом вела себя очень вежливо и тактично. Мне было очень нужно продать хоть что-то, чтобы мама мне поверила. Оксана видела, что дело не только в самом препарате, что у нас с мамой какие-то разногласия, но я храбрилась и делала вид, что всё хорошо, и я справляюсь. Оксана спрашивала, что происходит и нужна ли мне помощь. Я говорила, что всё отлично, держа тем самым марку видимого благополучия. Она уехала.

Больше препараты предлагать было некому. Да и как предлагать, когда сидишь взаперти в комнате. Я даже в магазин не ходила. При этом погода стояла по настоящему зимняя. Мороз и солнце, ярко-голубое небо и густой иней на деревьях радовали взгляд. Вот если бы погода была плохой, тогда не так обидно было бы сидеть дома. Но дело даже не в погоде. Я лишилась свободы, мне не верили, считая ненормальной и вовлечённой в секту – всё это вгоняло в уныние.

Наконец, больничный закончился, и я должна была выходить на работу.

Предыдущая глава        Оглавление       Следующая глава