Утром мама пошла меня провожать. Я возражала, так как хотела улизнуть и не идти на работу, но она настояла. Мы вышли из дома пораньше, пошли вниз по проезду и — повстречали юродивого.

Пожилой мужик из соседнего дома. Невысокого роста, крепкий, седовласый с большой бородой. Частенько ходил в округе, напевая тихо одному ему известные мотивы. Замечала, как он с бухты-барахты поздравлял прохожих с несуразными праздниками. Нас он тоже поздравил. Впервые. С поклоном.

- С днём мусора!

Я поблагодарила. Мама промолчала. Она проводила меня до самой медакадемии и следила, как я подымалась по ступенькам. Я взяла на вахте ключи и пошла к себе. Нужно потянуть время, чтобы мама успела уйти подальше. Написала ещё одно заявление на увольнение, ибо старое затерялось.

Пока писала, пришли коллеги и ускользнуть без повода уже не получалось. Я солгала, что забыла дома очки и пообещала быстро вернуться. Села на троллейбус и покатила в низ города, в обратную сторону от родного дома. Я снова ехала наугад, не зная куда и зачем. Только подальше от ненавистной работы и от мамы.

Мучительно больно, что никто мне не верит. Маме надо, чтобы я была прежним послушным ангелочком — новая дочь её не устраивает. Подруга тоже посчитала за ненормальную. Норбековцам вообще всё равно. Лена с Лёвой проводят семинары, а что потом дальше с людьми творится, их мало заботит. Десять дней занятий провели, деньги собрали и уехали дальше гастролировать. Им важней план по деньгам, и они этого не скрывают. Случайно слышала, как Лена говорила Саше Яковлеву:

- Ставрополь под себя подмяли. На очереди весь край, Краснодар и Сочи. Надо полностью юг России взять в свои руки.

Они не хотели, чтобы другим преподавателям курсов наш край достался, и мне это раньше не казалось меркантильным, слишком я была очарована ими. Даже радовалась, что курсы норбековские быстро распространяются. То, что они стоят ого-го, а результат стоящий мало у кого есть, на это предпочитала закрывать глаза.

Несколько лет спустя наткнулась на печальные сообщения на антинорбековском сайте. Оказывается, не у одной меня крыша после этих курсов потекла. На курсах психику перекраивало напрочь, и некоторые не выдерживали. Психиатры потом скажут, что у меня якобы генетическая предрасположенность к шизофрении, но я им не верю. Также я не верила окулистам, которые вещали, что зрение моё падает из-за высокого роста. Мол, вся энергия ушла в рост, а глазам ничего не досталось и потому ослепла. Но ведь брат тоже высокий, а он идеально всё видит. Зрение и рост можно сопоставить. А психику не пощупаешь и линейкой не измеришь. Более того, часто сам человек изнутри не всегда замечает, когда его ум начинает выходить из под власти разума. Так и я в тот день даже не догадывалась, что думаю как идиотка, а поступаю ещё хуже. Как будто морок меня опутал, затуманивая ясность сознания.

Я ехала в троллейбусе и смотрела в окно, страстно желая понять, куда бежать. Мимо мелькнул центральный автовокзал, и вдруг вспомнила, что ближайшие норбековские курсы пройдут в Сочи. Значит это то, что мне сейчас надо!

Ну, разве не бред?

Хотя это я только сейчас понимаю, а тогдашние мысли казались не просто мечтами или фантазиями, а посылом к немедленным действиям.

Я пошла на стоянку такси. Не было денег на билет до Сочи, и понимала, что в автобус не пустят. В такси же расплачиваются по прибытии. Я решила, что когда приедем, что-нибудь придумаю. А может за меня заплатит Лена или Лёва, ведь у них много денег. О том, где и как я их там буду искать не загадывала. О том, что при себе нет никаких документов — тоже побоку. Более всего я воображала другое — личное всемогущество, и что вселенная мне благоволит, значит всё получится.

Таксист озвучил плату в сумму моей двухмесячной зарплаты. Я, зная, что платить вряд ли буду, согласилась. Сидя в машине, расслабилась. Смотрела в окно впереди себя и наслаждалась жизнью. Играло радио, и я про себя отбивала ритм. Постепенно мы разговорились. Болтали о всякой ерунде. Водитель не спрашивал, зачем мне в Сочи, и почему я без багажа, а я и не говорила.

Постепенно мы спустились со Ставропольской возвышенности и ехали уже по ровному шоссе. По бокам простирались необъятные степи, кое-где виднелась из-под снега чернеющая пахота. Машин немного. День солнечный и морозный.

Всё шло хорошо, пока таксист не попросил дать ему часть денег заранее. Надо заправить машину. Сообщила, что наличных у меня нет, но пусть он едет на ближайшую заправку, я там что-нибудь придумаю. Сама я при этом думала устроить волшебство, вообразив, что деньги сами собой образуются в сумочке. Или же нам бензин дадут просто так.

Таксист не разделял моего вдохновения и сказал, что без денег не поедет на заправку. Я ничего ему не дала, и он высадив меня на трассе, укатив в обратную сторону.

«Ну и пусть, - думала я, идя по дороге в сторону Сочи, - Он оказался не готов к переменам. Мне с ним не по пути.»

В душе царила радость от того, что на свободе, почти в чистом поле и скоро буду в Сочи. Как я там окажусь, не знала, но даже мысли не допускала, что может быть иначе. Ведь я волшебница!

Незаметно сбоку по ходу моего движения остановилась белая машина. Там сидели два парня. Они предложили подвезти. Но не в Сочи, а до ближайшего городка Невинномысска. При разговоре с ними я сразу стала выкаблучиваться. Не хотела говорить истинную причину, почему зимой гуляю одна по трассе. Говорила по-русски, намеренно картавя и коверкая слова. Назвалась француженкой по имени Жюслин. Они вроде поверили.

По дороге ребята расспрашивали про Францию. Я плела, что каждый день на завтрак ем апельсины и пью свежевыжатый гранатовый сок. Врала про то, что меня обокрал таксист и оставил на трассе.

- Он только банковскую карточку мою оставил, - говорила я, не думая о последствиях.

В Невинномысске ребята вначале заехали к себе домой, оставили там вещи, а потом повезли меня в банк.

- Мы тебе поможем, - говорили они.

Мне действительно нужна была помощь, но не та, которую мне предлагали простые ребята, которым я наврала с три короба. Хотела участия, понимания и чтобы в меня помимо меня самой ещё хоть кто-то верил. Давно хотела признаться, что русская, и нет у меня банковской карточки с кучей денег, а на самом деле я устала, хочу есть и в тепло. Но раз уж вознеслась враньём высоко, падать вниз не хотелось и продолжала разыгрывать представление. Однако падать всё таки пришлось, ведь нельзя же лгать безконечно.

Только сейчас понимаю, что тогда нужен был настоящий духовный учитель и уединение, чтобы справиться с новым состоянием души, разобраться в себе и своих мыслях. Я изменилась внутренне больше, чем задумано было преподавателями курсов и оказалась не готова к этим изменениям.

В банке я делала вид, что всё хорошо. Когда подошла к окошку, для вида порылась в сумочке. Искала банковскую карточку, которой там никогда не было, и я это прекрасно знала, в душе понадеявшись, что карточка там появится сама собой. Операционистка терпеливо ждала, но чуда не произошло. Тогда я объявила, что карточку украли. Мгновенно рядом выросли менты. Я на их машине поехала в отделение давать показания. Ребята на своей машине следом.

На допросе я продолжала по-прежнему врать о своём якобы нерусском происхождении. Брезгливо фыркала, когда следователь закуривал. Молола чепуху про то, что работаю под прикрытием. Когда слышала гул вертолёта, говорила, что это за мной. Когда видела на столе чей-то паспорт, он казался мне паспортом знакомого. Фамильярничала со следователем. Говорила, что обладаю силами исцеления и могу вылечить его тоже. Даже что-то изобразила, прикоснувшись к его груди. Говорила и про институт самовосстановления человека в Москве, который основал Мирзакарим Норбеков. Я только напрямую не говорила о волшебстве.

Следователь много раз задавал одни и те же вопросы. Я каждый раз повторяла, что француженка, что живу во Франции. Он не верил. Всё это продолжалось не один час. Следователь порой выходил, оставляя меня одну. Иногда заходили другие мусора. Он им всем показывал на меня, говоря:

- Вот эта странная дамочка.

Только не говорил вслух, в чём моя странность, а я и не подозревала. Моё поведение тогда казалось самым естественным. В тот день я не могла вести иначе.

Сейчас, спустя годы я вспоминаю всё это как один большой абсурд. Что на меня нашло, что я вела себя как дурочка? Почему навоображала с три короба несуществующее и сама же во все это верила? Почему, когда меня признали странной, я никак на это не отреагировала и не перестала нести околесицу? Почему не видела очевидного? Того, что никакого волшебства на самом деле нет в моей жизни, и что я обыкновенная гордячка, а никакая не волшебница. Почему я вообще мнила себя волшебницей? Из-за спонтанных поступков, подобных которым никогда раньше не совершала? Из-за того, что стали получаться упражнения и зрение стало улучшаться? Из-за того, что во мне проснулась чувствительность? Из-за того, что, наконец, набралась смелости и стала делать что хочется, а не то, что кем-то положено?

Я ведь с детства была очень-очень скромной. Несмотря на то, что дома в сравнении с братом-двоечником и разгильдяем слыла послушной умницей, среди посторонних в школе, городе, институте и на работе я ничем не выделялась. Была обычной, не хуже и не лучше других. Только благодаря маминым частым хвалебным речам в мою сторону, казалась сама себе исключительной.

Потому возможно я и не понимала, в чём моя странность для ментов. Не понимала почему они не верят в моё враньё и не отпускают. Но то, что я говорила тогда, ложью не считала. Я полагала, что если озвучить фантазии, если другие в них поверят, они сбудутся.

Ребята на трассе мне поверили, а менты — нет. Раньше я никогда не сталкивалась с мусорами и даже не подозревала, какими они могут быть дотошными и въедливыми в поисках правды.

Тех ребят тоже допрашивали. Они уже были не рады, что со мной связались. Спрашивали их и о том, говорила ли я при них по-французски и действительно ли я француженка. Они отвечали всё как есть, как подобрали меня на дороге. Вскоре их отпустили, а меня нет.

Ещё долго меня доставали одними и теми же вопросами. И так и эдак подводили к тому, чтобы я назвала себя. В итоге я сдалась. Назвала свой адрес и телефон. Имя с фамилией и должность, где работаю и как давно – всё пришлось рассказать. Тогда только от меня отстали.

Сказали, что могу гулять, где хочу, но выходить из здания нельзя. Я села в коридоре и стала размышлять. Думала о норбековцах и, как мне казалось, о явной несправедливости, благодаря которой попала сюда. Думала о том, почему мама с братом так на меня взъелись. Думала почему мне никто не верит. Единственный вывод, к которому пришла – вокруг все зашорены обывательской жизнью и не видят чудес. Я по прежнему не сомневалась в своей непогрешимости, и свои неудачи по реализации волшебства сваливала на посторонних.

Вскоре я проголодалась и пошла искать, где бы подкрепиться. Нашла служебную столовую. Но у меня в кармане лежали только пара монеток. Я попросила дать на них хотя бы хлеба. Буфетчица щедро налила супу, положила салат, котлеты, хлеб и компот. Я наконец, наелась, и была очень ей за это благодарна.

Когда вернулась в коридор, знакомый следователь тут же меня куда-то потащил. Мы зашли в большой кабинет с огромным овальным столом. Вокруг на стульях сидели люди в форме. Во главе восседал большой начальник. Он меня позвал к себе и дал трубку. В телефоне оказался голос мамы. Я подтвердила, что да, я действительно в Невинномысске в милиции. Она сказала, что скоро за мной приедет.

Мама сразу не поверила, когда ей позвонили из милиции из другого города. Вначале она звонила мне на работу. Там сказали, что я ушла ещё утром за очками и не вернулась. Тогда она узнала в справочной телефон милиции в Невинномысске и дозвонилась им. В итоге вышла на того начальника, который дал мне трубку.

В том большом кабинете я чувствовала себя очень неуютно. Видно было, что все эти важные мужчины в погонах надо мной насмехаются. Они откровенно улыбались и переглядывались. Я сделала вид, что ничего не замечаю и ушла, гордо вскинув подбородок.

Мама приехала не одна, а с братом. Милиционеры, показывая на меня, несколько раз переспросили, узнаёт ли она меня, её ли я дочь. Мама кивала и даже показала все паспорта, которые захватила.

- Она когда-нибудь лежала в психиатрической больнице? – спросил вдруг мент.

- Нет, что вы! Она у нас на хорошем счету. Отличница с примерным поведением.

Мент только покачал головой, а я удивилась подобному вопросу. Мама что-то подписала, и нас отпустили. На прощание следователь мне подмигнул, и я обрадовалась, решив, что он пошутил про психиатрическую больницу.

Я продолжала витать в облаках, и когда мы шли на остановку, казалось, что мир продолжает благоволить, а все машины подмигивают лично мне огоньками фар. Когда сели в автобус, я писала тайные письмена на запотевшем стекле, будучи на все сто уверенной, что их прочтёт Бог и поможет мне.

Мама с Вовчиком выговаривали за моё поведение, но большее значение я придавала личным мыслям, они мне казались важней всего. Родные люди мнились досадной помехой, изнутри я от них отгородилась и вообще не слушала их речи, всё более и более скользя на волне своего мыслепотока. А в нём даже намёка не было на неправильность. Я нисколечко не жалела о прожитом дне и не догадывалась, как совсем скоро судьба ощиплет мне перья тщеславия.

Предыдущая глава        Оглавление       Следующая глава