Мама снова вызвала участкового врача, но притворяться гриппозной я уже не захотела. Врач не дала никакого больничного. Мама расстроилась.

- Теперь у тебя прогул.

- Не важно. Я уже написала заявление на увольнение и больше там работать не буду.

- Глупости. Где тебе ещё работать? Надо срочно что-то предпринять.

- Завтра я пойду работать. Буду продавать препараты.

- Только не это!

- Но почему?

- Потому что это ещё большая глупость. Лучше бы ты вообще дома сидела.

- Нетушки, больше я сидеть дома не буду, — заявила я твёрдо, — и ты мне не сможешь помешать. Завтра же я иду в город.

- Хорошо, — вдруг согласилась мама, — Ты высоко взлетела, смотри как бы потом не пришлось низко падать, — и ушла на кухню.

Я тем временем стала собирать сумку. Уложила туда бумагу и ручки с карандашами, все препараты, которые выкупила в Тяньши. Положила заранее булочку и яблоки. В общем, подготовилась так, что сумку распирало. Мама никак на всё это не реагировала, она занималась своими делами и вообще не вмешивалась. С одной стороны это было удивительным, с другой я решила, что удалось её убедить. В душе рисовались радужные перспективы новой жизни, и я умиротворённо уснула.

В шесть утра меня разбудила мама.

Снился удивительный сон о том, как я еду в город и встречаюсь с нашими ребятами и у нас всё-всё получается. Сквозь сон услышала, как с меня тянут одеяло и приоткрыла глаза. За окнами темно.

- Ещё рано, я потом встану.

- Вставай, ты же собиралась куда-то идти.

- Всё равно рано.

- Вставай.

То ли в её голосе почувствовалось что-то неправильное, ведь она вчера меня отговаривала куда-либо идти, и странно было слышать, что теперь мама, наоборот, настаивает. То ли я услышала звуки, которых быть не должно. В комнате и в коридоре явно находились чужие люди. Посторонний шум и голоса. Сквозь прозрачную дверь спальни виделся зажженный свет в коридоре. Сработала интуиция, и я неожиданно проснулась.

Хотела соскочить с кровати и тут же, отпрянув, натянула одеяло повыше. Посередине тёмной комнаты стояла высокая женщина в лисьей рыжей шубе почти до пят и сапогах, в руках у неё был чемоданчик.

- Кто это?

- Врач.

Я догадалась какой врач и стало страшно. Но тут же охватила злость. Как мама может позволять чужому человеку заходить в спальню, которую она сама «вылизывала» до пылинки, и куда мы даже в тапочках не заходили, только босиком или в носках. Как она может позволять ей стоять в грязных сапогах посередине ковра?

- Одевайся, за тобой приехали.

Я не хотела спорить, потому что была ещё в постели, а спала в одних трусах.

- Пусть она выйдет.

- Нет.

- Мне надо одеться. Я голая.

Мама махнула женщине.

- Да, выйдите пожалуйста. Я с ней побуду пока.

Женщина вышла. Я стала молча одеваться. Мама, воспользовавшись тем, что я крепко сплю, вызвала ночью скорую психиатрическую помощь — об этом я догадалась. Но также понимала, что насильно не потащат, поэтому надо вести себя мирно и спокойно.

Когда я вышла в коридор, там были два санитара. Высокие дядьки, под распахнутыми куртками которых виднелись тёмно-синие врачебные костюмы.

- Поехали.

- Куда?

- В больницу.

- Зачем? Я же здорова. Никуда не поеду.

Это была бригада психиатрической помощи. Я не знала как себя вести с ними, но знала точно, что сейчас по закону без моего согласия запихнуть в больницу не смогут, а не добровольное лечение возможно только по суду. За мной вины нет, поэтому всё должно закончиться хорошо. Однако, я не знала точно как себя вести. Знала только, что если буду брыкаться, кричать и буянить, то сразу скрутят руки и не разбираясь, ширнут успокаивающий укол, а потом поволокут в больницу. Я никогда раньше с ними не сталкивалась но откуда-то знала это. Может быть фильмы, может брат рассказывал. Хотела решить всё мирно. Меня начали уговаривать и одновременно торопить.

- Давай, одевайся и поедем в больницу. Там тебя посмотрят.

- Но я не хочу, зачем ехать? Я не псишка.

- Конечно нет. Вот там всё и проверят. Анализы сдашь, с врачами побеседуешь и если нормальная, то отпустят. Никто тебя там насильно держать не будет.

- И долго эти анализы брать будут?

- Денька два-три побудешь в больнице. В крайнем случае недельку и отпустят тебя.

- Какая неделька? На носу ведь Новый год!

- К Новому году вернёшься.

Я обернулась к маме, которая тоже что-то лепетала в тон врачам, суетилась, поддакивала. Невзначай я заметила, что она мне уже и пакет собрала. Поняла, что она заранее обрекла меня на госпитализацию, и моё поведение, хорошее или не хорошее, уже роли не играло.

- Доченька, тебе врачи только добра желают. Никто насиловать тебя там не будет. – помолчав, она добавила. – Вот я тебе собрала вещи. Тут халат, ночнушка, тапочки, трусы, полотенце, зубная щётка и паста, туалетная бумага. Если что ещё понадобится, я привезу. Ты главное не бойся. Всё будет хорошо.

В глазах у мамы стояли слёзы. Врачи молчали и ждали.

- Да я не боюсь ничего. Я только не хочу насилия и чтоб в меня наркотики вкалывали тоже не хочу.

- Вот и хорошо, — сказала врачиха в шубке, — побеседуешь с психологом. У нас отличные врачи. Никто тебя там не обидит. Решайся быстрее, а то мы тебя уже почти час уговариваем.

Санитары молча стояли у дверей. Бежать некуда, да и не в чем. На улице морозный декабрь. Они ничего не делали, но я чуяла, что стоит только тётке мигнуть, живо бы руки скрутили. Боялась до ужаса. Тело дрожало, но я старалась не показывать ни страха, на дрожи. Постепенно поняла, что выбора нет. Всё решили за меня, пока я спала. Я ведь даже не слышала, как мама скорую вызывала.

- Так это точно, что только на три дня?

- Конечно.

- Вы обещаете?

Врачиха уклонилась от ответа, а мама заверещала:

- Врачи посмотрят на тебя и может быть даже сегодня отпустят.

Мне очень хотелось им верить. Точнее не врачам, а маме. Где-то в глубине души я верила — в честность, порядочность и в то, что они все дают клятву Гиппократа и ничего плохого мне не сделают. Но также я видела уже собранные мамой вещи для больницы, и на душе становилось муторно. Не хотела ехать, но и не знала как сделать, чтобы врачи ушли. Отказывалась, а они продолжали настаивать. Несколько раз переспросила, сколько меня там будут держать и врачиха не выдержала и торопливо сказала:

- Ну чего ты как маленькая упрямишься. Никто тебя даже пальцем сейчас не тронул, а ты боишься.

- Потому что я не псишка. Если надо, можете сейчас со мной поговорить и решить псих я или нет.

- Галочка, сейчас у нас нет на это времени. Так просто это не решается. У нас сейчас машина простаивает. Мы же не можем тебя целый день уговаривать.

- Да, — вставила мама, — а я ещё на работу должна успеть.

- Ну, хорошо, — я вздохнула, хотя всё равно продолжала бояться, — поехали. Но помните, что вы мне обещали.

- Вот и отлично, давно бы так. – Врачиха ловко вытащила небольшой листок и ручку. – Вот тут подпиши.

- Зачем?

- Это твоё согласие.

- Но я же еду с вами добровольно, ведь так? Зачем ещё какие-то бумажки?

- Такой порядок, нужна твоя подпись.

Я взяла бумажку и стала её изучать. Там было написано, что я «такая-то» добровольно соглашаюсь на госпитализацию в «такую-то» больницу на лечение.

- Стойте! Вы говорили только об анализах, а тут написано «госпитализация и лечение». Как же так?

- У нас для всех бланки одинаковых. Тебе же уже час объясняют, что посмотрят на тебя, и если врач решит, что ты нормальная, то выпустят.

Я нисколечко в своей нормальности не сомневалась, поэтому подписала. Тут же врач меня отстранила от мамы и подвинула к двери.

- Подождите, дайте хоть дублёнку одену.

- Машина у подъезда. Дублёнка тебе не понадобится. Доставим прямо по назначению.

- А назад в чём ехать?

- Я тебе всё привезу, — сказала мама.

Врачи, получив моё письменное согласие, уже не церемонились и стали пихать меня на улицу.

- Мама, а ты?

- Я с тобой поеду. Не бойся, всё будет хорошо.

Почти не помню, как мы ехали по улицам, и что я при этом чувствовала. Наверное была погружена в свои мысли. Следующее, что смутно помню – это приёмное отделение на первом этаже. Там уже другие врач и медсестра. В дверях по-прежнему два санитара. Мама показала мой паспорт.

Что-то они долго заполняли, писали бланки. Я в это время ходила по коридору отделения. Там же были другие люди — санитарки в белых халатах и женщины разных возрастов в домашней одежде. Одна из них подошла ко мне и стала безцеремонно разглядывать. Я отошла подальше, меня больше интересовала комната, где сидела моя мама. Я всё ещё верила, что это какая-то ошибка, что сейчас со мной поговорят и отпустят на все четыре стороны. Даже надеялась, что это некий психологический центр, где с людьми беседуют, помогая в душевных проблемах. Я бы с удовольствием с кем-нибудь знающим побеседовала о своём состоянии.

- Первичная, — услышала я голос из кабинета, — Она боится, будьте с ней поласковей.

Это обрадовало. Значит люди видят мой страх и не смогут причинить ничего плохого. Как говорится, лежачего не бьют.

Тут женщина, стоящая рядом, всё-таки ко мне обратилась:

- Привет, — сказала она.

- Привет, — ответила я ей нехотя.

- Ты в первый раз?

- Да, но я тут ненадолго. Побеседую с врачом и домой поеду.

- Нет, — сказала женщина и засмеялась, — сразу тут никого не отпускают.

- Но мне сказали…

- Забудь. Это дурка.

От её слов захотелось завыть. Если до этого момента я ещё лелеяла надежду и обманывала себя в том, что всё это понарошку, что я не сумасшедшая, что и больница эта не сумасшедший дом, то теперь все надежды рухнули в бездонную пропасть, и я заплакала.

Женщина быстро меня покинула. Подошла санитарка и позвала в кабинет, где меня определили в палату и дали попрощаться с мамой.

Так началась моя нерадостная жизнь.

Предыдущая глава        Оглавление       Следующая глава